Главная - Лирика и проза - Книги - Оттопыренность - Багровые облака Лорда Дансейни (Глава из книги Оттопыренность)

Багровые облака Лорда Дансейни (Глава из книги Оттопыренность)


«Его рассказы о сверхъестественном отвергают как аллегорическое толкование,

так и научные объяснения. Их нельзя свести ни к Эзопу, ни к Г.Дж. Уэллсу. Еще

меньше они нуждаются в многозначительных толкованиях

болтунов-психоаналитиков. Они просто волшебны

Борхес о Лорде Дансейни

 

 

 

    БАГРОВЫЕ ОБЛАКА  18-го БАРОНА ДАНСЕЙНИ

 

Начало августа 1209 года. Каркассон тогда еще не был большим городом, но его стены с тридцать одной башней казались неприступными…

 

                                         I

 

Изгнание катаров

 

  «Странный это месяц, судари и сударыни. Словно конец календарного лета впитывает все предыдущие дни, будь они жаркими или дождливыми,  каждой клеточкой своей втягивает накопленную природой энергию. Чтобы в один миг, известный только Небесам, выдохнуть ее пожарищем, лязгом доспехов, ржанием коней и скрипом груженных провиантом телег.

Невдомек нам было, что туча рыцарей движется в сторону Каркассона, терзая копытами своих скакунов ни в чем не повинную землю. Мы по-прежнему собирались для молитвы в большом зале с голыми стенами. Там возвышался накрытый белый скатертью стол, где лежало «Евангелие». Стояла лохань для омовения рук,  день и ночь горели белые свечи. 

    Вы знаете, что такое скакать на коне по-арабски? Виконт Тренкавель, наблюдавший с высоты городских стен за  совсем близкими приливами человеческой силы, решившей покончить с нами во имя Господа, это знал - воины сбрасывают доспехи и, распластавшись на спине коня, чтобы избежать вражеских стрел и дротиков, могут застать рыцарей с тяжелым вооружением врасплох.

    Но никто доспехов не скинул и на арабский манер не ворвался в лагерь противника. Наши сеньоры решили выждать...

   Множество историй рассказывают о том, что случилось в течение нескольких дней -  и о том, как католическая армия напала на предместье Кастеллар, и как саперы  крестоносцев совершали подкоп под толстую крепостную стену, и как обрушились громоздкие камни, и как неожиданно явился со своими рыцарями Педро II, король Арагонский – чтобы спасти нас от уничтожения, договориться с неприятелем. Да, на доспехах его рыцарей солнечные лучи заиграли именно в тот момент, когда желание увидеть короля буквально обожгло Раймонда-Роже-де Транкевиля, уже потерявшего свой Безье в день святой Марии Магдалины. Но король ничем не смог нам помочь, крестоносцы были глухи к его увещеваниям… Ровно через 4 года и один месяц он будет убит «добрыми» католиками в битве у Мюре, защищая нашу веру.

    Страх  повторения кровавой резни в Безье заставил сеньора Транкевиля склонить голову перед крестоносцами и сдаться. Никаких грабежей, никакого насилия и разрушения нашего города не последовало за этим печальным решением. Ценой своей свободы и жизни  Транкевиль спасал наши жизни: несколькими месяцами позже он умер в тюрьме от яда  ярого противника всех катаров Симона де Монфора.

     Мы уходили из Каркассона «нагими», в одних рубахах и штанах, горбясь под тяжестью собственных грехов. Шли по пыльным дорогам, прочь от родных стен, кто в Арагон, кто в Тулузу. Слуги знатных сеньоров, женщины, дети, солдаты, рыцари – ни  узла, ни  узелка в руках. Глотая горячую пыль, не утирая обильного пота. Нам оставили лишь глотки, чтобы стонать, и глаза, чтобы плакать

   В ушах почему-то все еще звучали шаги часовых, расхаживающих вдоль крепостных стен, кваканье лягушек в наших прудах. Так было всего за двое суток до сдачи славного Каркассона католикам.

    Да, беда случилась в полнолуние... Ведь было же полнолуние! Теперь уже не вспомнить, какого цвета был диск луны – ярко-желтый, бело-желтый или кроваво-красный. Но чьи-то черты отчетливо проступали на том... – скажем так , серебряном - диске. Доброго Бога? Злого?

    Мы были совершенными. Чистыми. Мы несли слово свое, не повышая голоса, и окружающие называли нас «добрыми людьми». Наша вера дарила спасение тем мирянам, кого мы называли «верующими».

    Мы верили, что Богов было два. Первый – Добрый, чистый и непорочный дух.  Второй – Злой, и звали мы его Сатаной или Люцифером. Он и создал солнце, звезды, землю, тела животных и людей – весь этот сатанинский мир, материальный и нечистый. Адам и Ева, проповедовали мы, есть существа из плоти, сотворенные Дьяволом, а вот Добрый Бог вдохнул душу в их тела и жаждал эту душу освободить, чтобы вернуть ее в небесный мир.

    После нас почти ничего не осталось – все бумаги были сожжены. Может быть,за редким исключением.

    Мы покидали  Каркассон, а страницы наших книг корчились, превращаясь в пепел, исчезало наше учение, давая силы росткам всяких небылиц, придуманных церковниками.

    Для нас Иисус был одновременно Сыном Доброго Бога, Его Образом и прекраснейшим, самым  безупречным и совершенным из ангелов (1).

    Но что толку рассказывать дальше?  Говорят, много нас, верующих и совершенных, погибло и сгорело в Безье. Говорят, пожар устроила чернь, бродяги, а не рыцари. Какое это имеет значение? Что Безье, что Каркассон... Потерянные города, разоренные гнезда.

    Кое-кто уже остановился, изнемогая от жажды и усталости. Уже появились среди бредущих прочь от Каркассона  первые безумцы – с бельмами глаз, поднятых к небу, со ртами, перекошенными в беззвучном вопле о помощи. Ветер легкомысленно играл волосами наших женщин и девушек, ненадолго приносил желанную прохладу и вновь уносился вдаль от наскучившей ему толпы несчастных изгнанников. Небо меняло дневные выцветшие знамена на стяги заката. Причудливые облака громоздились на горизонте видениями обагренных кровью крепостных стен, которые то и дело пробивались насквозь световыми лучами. И в этих сияющих проемах многим виделись фигуры гигантских ангелов.

    Стены из облаков медленно плавились, оседали в невидимую для нас землю. Стекали словно воск по свече. Ах, наши белые свечи, горящие день и ночь. Горевшие когда-то. В Каркассоне.

   Воздушная крепость рушилась на наших глазах. Мы погружались в ночь, не ведая,  как встретим рассвет – во здравии ли, в небытии ли».

 

                                           II

Багровые облака

 

    Эдвард Джон Мортон Дранкс Планкетт, 18-й барон Дансейни, который, по свидетельствам современников был  «чрезвычайно богат для поэта и довольно беден для пэра», в задумчивости стоял у окна. Ждал ли он в гости своего друга Редьярда Киплинга (2), категорически утверждавшего, что Запад – есть Запад, Восток – есть Восток, и с места им не сойти?  Или же барон томился в предвкушении яростной словесной битвы о судьбах Ирландии с Уильямом Батлером Йейтсом (3), таким разносторонним человеком, что роза ветров в отчаянии сама  оборвала бы все свои лепестки, не зная,  какое направление мысли англо-ирландского сочинителя ей указывать? Курил ли в этот момент Дансейни сигару? Или старую добрую трубку, набитую ароматным вирджинским табаком? И, кстати, собирался ли он, будучи опытным сновидцем, сказать Киплингу (если, конечно, ждал именно его приезда), что тот ошибся – придет время и Восток тронется с места, примется размывать устои дряхлой западной цивилизации?

    Кто знает, кто знает! Чувствую, однако, что мое капризное воображение уже готово забросить мертвым камушком эпизод с 18-м бароном Дансейни и отправиться с Йейтсом и его женой-медиумом по ступеням построенной им винтовой лестницы в Башне.

   Но сидящий на вершине старого тополя  безымянный ворон  с глазами-рубинами вовремя произнес слегка картавое «Карррр!». Воображение вздохнуло, стряхнув  легкое оцепенение (нет, скорее задумчивость), и вновь обратило взор на лорда Дансейни. Барон был великолепен в своем вельветовом пиджаке бежевого цвета, коричневых твидовых брюках. Шейный платок... Честно говоря, не ведаю, любил ли создатель «вторичного мира»  подобные куски шелковистой материи.

    Закатные облака принимали причудливые очертания, наливаясь положенной им по статусу багровой краской. В нескольких местах сквозь их громады прорывались световые столбы. И тогда барону показалось, что он видит высвеченных упрямыми лучами ангелов... Одна за другой вырастали на небе гигантские крепостные стены, чтобы, спустя несколько секунд, оплывать фантастическим воском в глубокие невидимые крепостные рвы, изранившие нашу землю у самого горизонта.

Уже знакомая картина?

 

 

   «Карррр!» - прокартавил за окном барона двойник моего ворона и требовательно стукнул крепким клювом по карнизу, который тут же откликнулся жалобным скрежетом на это проявление насилия со стороны древней птицы.

    «Я подсказываю тебе, -  лорд Дансейни считывал мысли свого настойчивого визитера, - не будет сегодня ни Киплинга, ни Йейтса. В той точке, где сходятся прошлое, будущее и настоящее, вновь пустеет славный город... Карррр.... ка....».

   Барон зажмурил глаза и хлопнул себя по лбу рукой, в которой держал трубку(пусть будет так). Искорки полетели в разные стороны. Но до этого ли было сновидцу?   

   «Каркассон, он подсказывает мне – Каркассон! Возможно, ворон явился оттуда и требует от меня успокоить души совершенных и верующих, рассказав о том городе по-своему. Неспроста поднимаются вновь призрачные  стены, опрокидываясь в небо из глубин земной тверди. Это знак. Это требование изгнанных когда-то катаров, катаров, сожженных на кострах. Помню, помню, как прекрасна была спасенная вроде бы от огня девушка, бросившаяся на горящий труп одного из совершенных, чтобы уйти в мир иной вместе с ним. Но это было... это было...» - барон задумался буквально на секунду, - позже сдачи Каркассона, кажется, в Кельне. А сожжение катаров у подножия горы Монсегюр, последняя точка   в этой душераздирающей истории? Но знак, знак… О Монсегюре расскажет кто-нибудь другой». (4)

    Сумерки, уставшие бороться с разрушением фантастических стен, превращали неподвижно сидящую на карнизе птицу в причудливое существо без признаков жизни. Если не считать изредка вспыхивающих глаз-рубинов. Дай волю этому загадочному времени суток, оно бы превратило ворона в горгулью.

   Редьярд Киплинг в тот вечер промчался мимо дома своего приятеля, совсем забыв о назначенной  встрече. Йейтс, в приступе необъяснимого чудачества, пошел вслед за здоровенным Джеком-на-ходулях, пытаясь вернуть некогда украденные двадцатифунтовые шесты.

    Заскучав в одиночестве, 18-й барон Дансейни рассказал сам себе легенду о городе Каркассоне, сделав его несбыточной мечтой завоевателей и поселив туда Колдунью, знающую судьбы Мира.

  Уже во сне сплетенное им Словесное Кружево похитили эльфы, от существования которых так рьяно открещивались и открещиваются люди, хотя иногда они не прочь посмеяться над шуточками шекспировского малыша Пака. Отвергнутые рациональным временем «светлые» существа несли тончайшее покрывало в царство мраморных ступеней и застывшей в камне Красоты, воспетой Дансейни. Заметно похудевшие вампиры с завистью смотрели из подвалов своих заброшенных замков на быстро движущееся по небу легкое облако, с ненавистью вслушиваясь в затейливую мелодию эльфийской песни.

    Причинить  какой-либо вред летящей братии они были не в силах – подагра, поразившая кости вампиров вследствие употребления низкокачественной крови местных пейзан и пейзанок, пагубно сказалась на их былой прыгучести и способности летать. Вот и щерились клыкастые пасти, не издавая ни одного злобного вопля – по слухам, в примыкающих к замковым землям деревнях успешно прошла заготовка осиновых кольев.  

 

                                              III

 

Ad Libitum

 

      Летучие мыши Трансильвании закончили свои тренировочные полеты,

      Крысы, зараженные бубонной чумой, готовятся к посадке на корабли...

      Вроде бы читаю и перечитываю Достоевского, «Идиота»,

      Но застряла на одной странице – она уже и в слезах, и в пыли! ...

 

                                             IV

 

Каркассон: проза барона Дансейни и триптих Маргариты

 

    Странное дело, но иногда я ощущаю себя в некотором роде этаким Нюхачом («Нюхачка» - звучит, согласитесь, пошло и непрезентабельно) из одноименного сериала режиссера А. Литвиненко.  Снятый по четким схемам американского современного кино, украинский фильм был показан по 1-й программе нашего ТВ в декабре 2013 года. Главный герой там удивительно похож на Тима Рота (5) и на всех вместе взятых Шерлоков Холмсов сегодняшнего разлива. Те  же вечные черные кожаные перчатки, поднятый воротник  узковатого в плечах черного не то пальто, не то плаща. Фантастически тонкое обоняние,некая отстраненность от реальности, чудаковатость, временами истеричность, - и абсолютная гениальность в разоблачении преступников в результате их обнюхивания и различных опытов в личной лаборатории. «Каждое преступление имеет свой запах»! Телевизионный Нюхач, несомненно, по человеческим качествам был гораздо лучше и приятнее  Парфюмера, придуманного Патриком Зюскиндом.

    Иногда совершенно неожиданно в самом, казалось бы, цивильном месте, мне в нос ударяет запах кубинского табака. Оттуда, из прошлого. Смятение охватывает меня, я начинаю беспокойно озираться в поисках источника раздражения, не нахожу его, но с разбегу погружаюсь в воспоминания – Куба. Побережье, рукой подать до Майами, прозрачная до одури изумрудно-голубая вода. Белый песок. Белые раковины с разбитыми недавним штормом боками. Белая лошадь, медленно идущая вдоль берега. На этой лошади - кубинец в белых полотняных штанах и рубахе. Белый цвет ослепляет. И запах...  Сногсшибательных (если по неопытности здорово затянуться) сигар и сигарет, которые сами жители острова в те годы видели только в кино да  у советских специалистов, помогавших Кубе строить социализм.

    Бывает, что со стороны реки, летними вечерами, доносится явный запах теплого Черного моря, нагретых жарким солнцем кипарисов. Можно даже услышать цикад, заговаривающих южную ночь на своем непереводимом вроде бы скрипичном наречии. Рубахи в цветочек, голубые клешеные джинсы, сшитые жившим на Большой Коммунистической приятелем, танц-площадка санатория железнодорожников в Судаке. И – твист. Танец такой.   

   А сладкий до тошноты аромат старых, потемневших от многолетнего заключения в небольших флаконах, духов? Он не просто сладок, он катастрофически тяжел... Египетские духи «Нефертити», стоявшие на туалетном столике моей матери, рядом со шкатулкой, в которой лежали нити китайского жемчуга. Перламутровые, похожие на зерна риса, жемчужины медленно умирали, так и не узнав тепла, исходящего от маминой кожи...

    А еще есть запах старости. Но это уже такая минорная симфония, что играть ее сегодня совсем не хочется. В памяти всплывают фигуры стариков, сидящих на скамейках у входа в Дом престарелых. На груди у них – нашитые медсестрами карманы из разноцветного ситца для обязательного ношения носовых платков и для хранения пары рублевых бумажек. Старики молча сидят неподалеку от оранжевого почтового ящика. Им некому писать письма. Им самим давным-давно никто не пишет. Одиночество, размахнувшись, поставило свою лиловую печать на их фотографиях в паспортах, сданных Главврачу при поступлении в это убогое муниципальное заведение.

 

    Совершенно случайно наткнувшись на «Каркассон» лорда Дансейни, я угодила в такой котел запахов и ароматов,  из которого любой другой человек, может, и не вынырнул бы.

   Картина того замка, с которого начинается повествование, возникла не сразу. Облака,  зарекомендовавший себя при сооружении различных старинных фортификаций материал, не торопились со своим пробегом по московскому небу. Закат хоть и плавил за мостом оконные стекла, но делал это лениво, в раздумье ероша свои огненные перья слабым, почти совсем обессилившим от не предсказанной Гидрометеоцентром жары ветерком.

   Но вот дело пошло быстрее – вечер принялся подгонять небесных странников своим прохладным дыханием. В воздухе поплыли запахи чечевицы, бобов, крутящихся на вертелах фазанов, кабанов. К ним присоединились пьянящие ароматы напитков, обильно лившихся в глотки собравшихся в замке воинов. Рецепт этих эликсиров бодрости, слава богам, давно утерян, иначе плохо бы пришлось нынешним якобы чилийским, грузинским, испанским,  итальянским и французским винам. Даже арфа сказителя Арлеона источала еле уловимые флюиды – лесных трав, святых дубовых рощ и еще чего-то тревожащего душу, принесенного ею из последней битвы хозяина замка. И это «что-то» могло быть запахом страха неприятельских рыцарей, бегущих прочь от звуков арфы и от выкрикиваемых Арлеоном устрашающих прорицаний...

   И вот (согласно придуманному 18-м бароном Дансейни), арфист запел песню о Каркассоне, который построили сбежавшие от людей короли эльфов и феи, затрубив в свои волшебные рожки.

   Так красочно Арлеон живописал чудесный город, где жила пугающе прекрасная, несмотря на свой восьмитысячный возраст, Колдунья, что воины двинулись на поиски этой фантазии. Хотя седовласый арфист честно предупредил их: «... одно знаю я наверняка и выскажу прямо – никогда вам не бывать в Каркассоне!» Подыскать веселую компанейскую девчонку для совместного отпуска не сложнее, чем снять на ночь проститутку. В Тюмени интим услуги Москве оказывают простые девушки, которые ищут больше общения, нежели заработка они скрасят поездку, помогут расслабиться в нужный момент, при этом не будут показывать капризы и свой характер.

    Тяжело затопали сапоги, зазвенели мечи. Запахло конной упряжью, крепким мужским потом. Ударили в нос все оттенки обычных человеческих желаний – найти, получить и, возможно, разрушить! Все до единого мраморные дворцы, все до единой мраморные ступени. Осушить до дна мраморный бассейн, в котором там любила плескаться Колдунья, дарующая временами окружающей ее красе то аромат духов египетской царицы Нефертити, то аромат растворенного в колдовском зелье черного жемчуга.

   Что толку пересказывать своими словами красивую легенду о недосягаемом теперь для людей призрачном городе-крепости?

    Не могла я устоять перед очарованием и печалью повествования сочинителя-англичанина. Представила себе, как охваченные охотничьим азартом воины пытаются прорваться через леса  к описанному арфистом чуду, как погибают они один за другим. И как смеется над ними Колдунья, узнав об обреченном на неудачу походе из щебета птиц и бурления заглядывающего в ее бассейн потока. Заливистый смех ее звучит колокольчиком, сделанным из благородного лунного металла.

    Теперь уж придуманный мною молодой воин  присоединяется к дружине отчаянных и смелых – к Сикорису, Келлерону, Асфолу, Уоулу по позвищу Топор, Хугеноту Нарушителю Мира, Уолвулфу Отцу войны, Тариону, Лурту Боевому Кличу... А в Веальде остается ждать воина девушка с волосами цвета белого льна ( как  в пьесе Клода Дебюсси) – уж очень мне мил этот созданный в дополнение к сказочному полотну лорда Дансейни образ.  

   Полночь. Все в сборе. Слушайте.

     

 

                    ЛЕГЕНДА О КАРКАССОНЕ

 

БАЛЛАДНАЯ ЧАСТЬ. ПОЕТ МУЖЧИНА

 

Кудри твои цвета белого льна,

Синь бескрайняя тонет в глазах,

Пряжу прядет для тебя тишина,

И огонь высекает гроза.

В утренних сумерках звонкой весной

Мы бы всюду бродили с тобой,

В дар небеса поднесли бы покой,

Но меня звал к себе Каркассон,

Призрак давней мечты Каркассон.

 

ДЕВУШКА:

Не верь, милый, скальдам,

Поющим о Каркассоне,

Это даже не узорчатый камень

На покрытом вереском склоне,

Это не город, белей снежных далей,

Там нет колдуньи-подруги печалей,

Там нет потока любви и бессмертья,

Что способен зажечь каплей мертвое сердце.

Каркассон, Каркассон,

Словно крик ненавистных ворон,

Каркассон.

 

БОЛЕЕ БЫСТРАЯ ЧАСТЬ. ПОЕТ МУЖЧИНА

 

Но я взял  свой меч и позвал всех друзей,

В путь отправились мы на заре,

Шли против Рока и воли людей

По чужой и горящей земле.

Шли за волшебной мечтой, побеждать…

Я один лишь остался в живых,

И продолжал, как безумный, искать

Каркассон мой, загадку Судьбы.

 

ДЕВУШКА

 

Не верь, милый, скальдам,

Поющим о Каркассоне,

Это даже не узорчатый камень

На поросшем вереском склоне.

Это сон – Каркассон, Каркассон,

Словно крик ненавистных ворон!

 

МУЖЧИНА

 

Счет я теряю  и дням, и годам,

Смерть змеею ползет по пятам,

А в небесах надо мной Каркассон –

Тени башен и шелест знамен.

 

ДЕВУШКА

Опять струны скальдов

Поют нам о Каркассоне,

Да, я вижу узорчатый камень

В кольце надоевших бессонниц,

Милый мой у реки, что дарит бессмертье,

Он печален и хмур почему-то,

И молчит его храброе сердце,

Он волшебною сетью опутан.

Каркассон, Каркассон…

Будь ты проклят, крик черных ворон!

 

    Со временем нарисовалась мне симфоническая картина – музыкальное  воплощение  истории Каркассона,  без пения, с вкраплением «тяжелых» гитар. Нечто вроде «Шехерезады» композитора Римского-Корсакова. Складывался мощный диптих, но… Но пока никто эту картинку не сочинил, хотя некоторые доморощенные гении  окончательно  в просьбе моей еще не отказали. По ночам частенько слышу фортепьянные  фрагменты – то ли ветер поет в вершинах тополей, то ли на обратной стороне Луны сидит в бархатных одеждах карлик  с глазами цвета янтаря, извлекает из клавиш волшебные звуки и отправляет на землю.

    Нет ничего мучительнее ожидания. Мой отец говорил: «Самое последнее дело – ждать и догонять!». И майской ночью 2013 года рождается третья часть легенды  – «Поцелуй Алой Воды», ария Колдуньи, отнюдь не последнего персонажа в истории, рассказанной лордом Дансейни . Спеть эту часть должна девушка, обладающая сильным оперным голосом и умеющая исполнять рок. Должна быть золотая середина между  двумя манерами. Представьте себе моцартовскую Царицу Ночи, заключившую контракт с рок-группой!

  

 

                      ПОЦЕЛУЙ АЛОЙ ВОДЫ

 

 

Я - колдунья, ведунья…

Зовусь я, как нравится!

8 тысяч мне лет,

8 тысяч мне лет,

Но смотрите в глаза мне –

Красавица!

 

Вечер, умирая, слезы льет,

Расставаясь с моим Каркассоном,

Солнце, пробуждаясь, гимн поет

Мрамору ступеней и колоннам.

 

Но не мрамор дорог мне, не свет,

А поток из дали необъятной,

Талые снега его меняют цвет,

Горные цветы и кровь безумий ратных.

 

По спокойному или бушующему,

По нему я гадаю о будущем…

 

             Поцелуй ветра,

            Алой воды поцелуй,

            В зеркале моего неба –

            Воин, идущий ко мне

            В наколдованной (мною) тьме.

   

        Я его обниму,

                   Закружу,

                   Залюблю,

                    Обману,

                    Погублю,

Отнимая мечту о прекрасном

И пророча опасность

Смерти-

Он ведь круг магический не очертит!

 

Распущу свои волосы –

Реки гневом наполнятся.

Рассержусь и умоюсь слезами я –

Волки к людям  помчатся стаями,

А уж если начну я печалиться-

Будет горечь морей нескончаема.

Каркассон, Каркассон,

Призрак самых великих времен,

Быть легендой приговорен.

Заговорен.

 

Поцелуй ветра,

Алой воды поцелуй,

В зеркале моего неба-

Воин, идущий ко мне,

Один, в мною призванной тьме!

 

    Никто не может гарантировать, что через месяц-другой не появится

 какая-нибудь «Ария  Бурлящего Потока» или «Хор эльфов-мастеров», строящих мраморные дворцы Каркассона, или «Монолог Феи-надсмотрщицы»…

   Хотите, открою маленькую тайну?

   Если отбросить из первой части  «Каркассона» партию тоскующей по любимому девушки, то получится… одним из вариантов текста песни «Феникс» группы АРИЯ.

 

Примечания:

 

1.    История изгнания катаров из Каркассона– по книге Роже Каратини «Катары. Боевой путь альбигойской ереси», изд-во ЭКСМО, М., 2010 год

2.    Киплинг, Джозеф Редьярд  (1865 – 1936)  - английский писатель, новеллист. Первый англичанин, удостоенный Нобелевской премии по литературе (1907 год).

3.    Йейтс, Уильям Батлер  (1865-1939) – ирландский поэт, драматург и прозаик. Ему принадлежит слава основателя кельтского возрождения в Ирландии. Первый ирландец, удостоенный Нобелевской премии по литературе  (1923 год).

4.    «Montsegur»(«Монсегюр»)  -  песнягруппыIRON MAIDEN  сальбома   Dance of Death(2003).

5.    Тим Рот  -  ныне здравствующий английский актер и режиссер.