ПЕСНЯ "ВИСОКОСНОГО ЛЕТА" О БУНТАРЕ, КАЗНЕННОМ НА КАФЕДРАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ ГЕРЦОГОМ АЛЬБА НА ПОТЕХУ ПОЧТЕННОЙ ПУБЛИКЕ

1 тема.

Солнце плавит облака,

Затянув глаза туманом, плача болью...

Пощадите бунтаря,

Дайте вновь глотнуть пьянящий воздух воли…

Вспыхнет день, и будет суд чужих людей.

Раз ступив на острый край,

Позабудь, кто был так дорог,

И судьбу не проклинай!

Слышишь? Буйствует толпа

Сотней хриплых глоток сытых - был бы повод,

Это - армия твоя,

Та, что шла в лохмотьях, знала страшный голод.

Лишь вчера ты был для них вождем вождей...

Раз ступив на острый край,

Позабудь, кто был так дорог,

И судьбу не проклинай!

Припев:

Зрелища, молитвы, хлеб,

Бой быков и бабьи сплетни - чем не рай?

Бунтовать желанья нет.

Сам учил нас: "Ближнего не обижай!".

2 тема:

Нежным вереском холмов пахнет день,

Бросьте мне на жаркий лоб просто тень,

Мне не надо милосердья орущих толп,

Я готов нести свой крест на мильон Голгоф,

Я крушил ваш мир и пел под капель,

Я дарил вам мир и весен свирель.

До конца дойти? Попробуй сумей!

Знаешь: "Дом есть дом, да куча детей!1'.

Пусть бунтует тот, кто нищ, разорен и бос,

А за мяса кусок готов тявкнуть каждый пес,

Бунтарям не жить на этой земле,

Ведь цена их бунта - хлеб на столе!

1 тема

Солнце плавит облака,

Затянув глаза туманом жгучей боли,

Отпевайте бунтаря,

Дав глотнуть пьянящий воздух чудной воли!

Смоет стон фантазия шальных дождей...

Раз ступив на острый край,

Позабудь о тех, кто дорог,

И судьбу не проклинай!..

Куба. Организм нехорошо потряхивает и познабливает - видать, укусил меня все-таки комар с полосатым брюшком, начинается лихорадка дэнгэ... Но до апофеоза с галлюцинациями еще часов 18. На ветвях сказочно изогнутого, незнакомого мне по шалым урокам ботаники, дерева покачивается труп молодого парня. 8:30 утра. Темпераментные водители по пояс высовываются из машин, цокают языком, женщины повизгивают в автобусах. Парень сделал петлю из собственного ремня. По радио сообщают, что "сегодня отоваривается категория "В"...". Счастливчикам выдадут очередные 4 метра розового вельвета (даже если весь дом этим вельветом забит!) и одну белую рубашку. Штанов в Гаване не выдавали уже давно -мой приятель-архитектор не мог никак жениться по этой прозаической причине. Ему стыдно было идти в загс в протертых брюках, Невеста терпеливо складывала получаемые женихом китайские рубашки и старилась.

К вечеру дэнгэ обкладывает меня со всех сторон спичками и поджигает. Небо становится похожим на слоеный пирог: первый слой темно-бирюзовый, второй - голубой, третий - розовый... Между ними - непередаваемые словами полутона. На этом необычайно психоделическом фойе вновь проступает разлапистое черное дерево, но уже без повешенного…

Мулаты и негры в смешных белых пижамах дружно приседают, встают, разводят руками влево-вправо, делают по 100 наклонов вперед. За ними наблюдают охранники с вышек - хотелось бы, чтобы это были просто переодетые медбратья. На высокой белой стене, опоясывающей закрытую для входа посторонних территорию, крупными красными буквами выведено: "Физические упражнения -верный путь к умственному выздоровлению1'. "Это вроде бы психушка, - сидящий рядом с шофером чернобородый Рамон подмигивает мне в зеркальце, - сотни две диссидентов в белых портках с утра до вечера делают здесь зарядку. Если откажутся - их шуганут пулеметом..." Через два года Рамон заживо сгорит, пытаясь зачем-то протереть допотопный пылесос бензином. Жена Рамона именно в этот момент решила прикурить.

Дэнгэ. Целую неделю танцую с температурой этот танец живота. Чтобы в конце концов очутиться в московской подземке, с положенным природой интервалом перевозящей меня от одного високосного лета к другому...

НЕФРИТОВЫЕ УШИ МОЛЧАЛИВЫХ ИДОЛОВ

«ПУТЬ К ЗАКАТУ - ЭТО ЕСТЬ ПУТЬ К НОВОМУ МИРУ»

Ф.НИЦШЕ

АМИНЬ!

Над этим стадом не реет флаг Че Гевары.

Аминь.

Для стада Гевара - бандит, не пастух,

Боливия -

ярлык для бананов к обеду и ужину,

ярлык заменителя колбасы

для ветеранов трудов и запруд .

А Куба -

бородатая сводня

всей Латинской Америки.

Баста! Аминь!

В торт из красной горячей земли

пальмы воткнуты свечками -

то ли за здравие,

то ли за упокой.

Элефант на взлетно-посадочной полосе

Сам себя водрузил серым символом

Того, что для стада зовут «революцией»,

А для избранных -

сменой мундиров и коек.

«Аминь!» -

громким залпом карибских корсаров

Пробивает брешь в портмоне

и в стене сбережений...

«РРРеволюция!» -

слишком красиво для траура

И слишком траурно для красоты.

Вновь «Аминь!»...

Господи! Я хотела бы взять молоток

и швырнуть в непреклонное зеркало,

Смерть отражения - это еще не Аминь.

Я хотела бы грохнуть хрусталь,

Что был загнан в престижные формы,

Смерть капиталовложений -

это тоже еще не "Аминь".

Я хотела бы трижды свихнуться

от любви к Леонардо да Винчи.

Но и это еще не "Аминь" -

Че Гевара

(Человек с глазами

моего двоюродного брата),

Решивший, что РРРеволюция -

именно то, что приснилось вождю

ночью громкого переворота,

Погибший не от пуль,

а от разочарования

в красно-черном рефрене

всемирного счастья ...

С лицом а) террориста;

б) ангела...

Гевара...

Это стадо богатых телом, но нищих духом

Никогда не поцелует наш ветер...

АМИНЬ!

1989г.

ЗАВЫВАНИЕ ВЕТРА

(Натюрморт с доеданием яблока и

поглядыванием на портрет гуру Махариши

в журнале "Обзервер" за 1967 год)

На острие космических ножей

Прозрачный Гуру в белом одеяньи

Творит веками дым и заклинанья,

Гипнотизируя растерянных людей

И обрекая мысли на блужданье.

А за спиной его мерцает странный Зверь

С мечом в зубах и кубком яда в лапах,

Зверь сторожит - за дверью звездный запах

Прикован к родникам чистейших вер,

Что знать не знают о земных сатрапах...

В ночь на весах из желтых черепов

Играет Гуру тьмой и ярким светом,

И путь людской томительным секретом

Уходит вглубь мистических дворцов,

Каноном каменным победно в кровь распетый.

Вздохнут весы, и явится на свет

Младенец - он зачат в грехе и мраке,

Чтоб Истиной гасить могильный факел

(И оказаться с пламенем в родстве!) -

Зверь зарычит, готовясь к дикой драке.

Из тьмы неверья - выход к Божеству,

От Божества - в язычество как в омут?

И вновь во тьме,

как в древних топях, тонут

Легко поддавшиеся естеству -

И палец Гуру укоризной согнут.

«Увидишь свет - не верь глазам своим;

В его одежды может тьма рядиться».

О, как хотелось Гуру ошибиться

И подыграть исканиям людским,

Но Зверь мог не на шутку разъяриться!

На острие космических ножей

Усталый Гуру в белом одеяньи

Взывает к душам и поет о покаяньи

Преступно неприкаянных людей,

а странный Зверь

оберегает

Тайны...

1990 г., январь

***

В небе - корабли,

В небе - облака,

Как легко с земли

Подняла рука

Вереск, изумруд,

Камень и перо -

Люди не найдут,

Не разыщет рок...

Твой печальный бог

Смотрит на меня,

У меня нет сил,

Есть лишь тень огня,

Желудь, не бриллиант,

Снег, не серебро,

Ветер, не шаман,

Вкус дождя, не ром,

И каприз мой - лес

На бетоне стен,

Все возьми, что есть,

Ничего взамен...

В небе - корабли,

В море - облака.

Нас легко с земли

Подняла рука ...

ПО КАРТИНАМ

ПИТЕРА БРЕЙГЕЛЯ-СТАРШЕГО

Мы знаем, откуда идем и как,

Мы знаем время в пути,

Мы знаем, как страшен неверный шаг

И как ненадежен тыл.

Мы знаем, как можно на месте бежать,

Как можно прожить на коленях,

И наших знаний хватит на пять,

А может - на сто поколений.

Мы знаем, что можно петь, но молчать,

Мы знаем... но легкости нет,

На душах наших почила печать

Не наших, но познанных лет.

Мы знаем, что нас потеряли вчера,

А завтра начнут искать.

Мы знаем, что нам так желали добра,

Но мы научились считать -

И наших знаний хватит на пять,

А может - на сто поколений...

Мы знаем, что можно, ослепнув, прозреть,

Рвануться на красный свет,

Все это случалось две тысячи лет,

Все это случалось три тысячи лет.

И нового в этом нет.

ЗЕЛЕНЫЕ ЗУБЫ

Вылезает из реки по воскресеньям

Не за пивом и не за вареньем -

Воровать детишек непослушных,

Чтобы жизнь на дне была нескучной,

Или утащить в пучину особь,

Посмотревшую на кильку в банке косо,

Очень нравятся ей особи мужские,

Разные по цвету и босые...

Русалка по кличке «Зеленые Зубы»,

Русалка по кличке «Дженни Зеленые Зибы»

Она не из панков, и голос негрубый,

Она любит петь,

Да, она очень любит петь!

1998 год

УПРАЗДНЕНИЕ

Один передал:

"На земле отпевали последнюю бабушку!».,.

Другой услышал:

«На земле разгромили последнюю лавочку!»...

Третий поддакнул:

«По земле пес таскал последнюю тапочку!»...

Четвертый хихикнул:

«Малой утопил нидерландские плавочки!».,.

И в воздух поплыли -

вставочки,

лавочки,

шавочки -

с ними случилось НЕЧТО!

Вавилон.

Вавилон.

Вавилон.

И никто не нашел то зерно,

по которому

пел мой гипсовый колокол:

«Вчера на земле упразднили

последнюю

бабочку!»...

1989г., ноябрь

НО

Белая обезьяна на плечах совершенного -

но пока

незнакомца

таращится из угла в немоту

распечатанных глаз...

Снова ночь - по всем правилам

отступления солнца,

циркуляции душ и включения снов

в блок подпитки иллюзий.

Снова ночь -

Шифровальщик с лицом меломана времен

Марлен Дитрих

и

третьего рейха

ищет ключ.

Я - есть символ,

я - узел смятенных корней,

Ствол, пронзенный безродным лучом

за языческий ритм

предзакатного танца эмоций.

Шаг назад - расшифрованный знак,

Словно тушка гонконгской собаки,

перед тем

как свершится процесс

наполненья желудка

через черные дыры

смакующих ртов.

Человеческий чав без акцента. Такт в такт.

Шаг назад - расчлененный иероглиф -

Несвобода движения мысли

под кнутом ностальгии

с лицом шифровальщицы дней

неосознанной, но свободы.

…Зеленая ящерица по изгибу руки

катает зерно,

но -

граната.

Я не знаю - зачем я, что будет потом.

кто прикажет мне пить

смесь тягучего воздуха до состоянья

выхода прочь,

отключенья от блока подпитки иллюзий,

циркуляции душ.

отступления солнца за линию фронта...

но -

Слышу, как спит кожура апельсина,

Как дышит пчела,

добираясь до смысла соцветий,

Чувствую мягкие выстрелы яблок

в спины осенних садов...

но -

Ночь, снова ночь...

Я бегу вглубь себя по ступеням

не винтовой

но -

винтовочной лестницы -

Скорость сбивается с ног...

...Обезьяна скользит из угла вслед за мной...

Металлический стержень рассудка

теряет уверенность в будущем -

...На плече совершенного,

но -

пока незнакомца...

свет нефрита - зеленая ящерица

Шифровальщик с лицом Гарри Брукера

преподносит ключ от меня

(Я - есть символ, Я - шифр!)

Офицеру Рассвета -

Расстрел

будет

начат

обычно -

с привычного гимна Союзу.

1 марта 1990 г.

ПАЛОМА I

Кувыркаются ангелы, кувыркаются милые

В безвоздушном пространстве и ниже,

То их небо умоет кисло-сладкими ливнями,

То ветрами, как сахар, оближет.

Кувыркаются ангелы, насмехаются стильные

Над людскими слезами и горем-

Мол, чего копошитесь, словно черви могильные?

Ваши беды копейки не стоят.

Aй-aй-aй, Палома,

Ай-ай-ай., Палома.,.

Изгаляются ангелы, измываются толстые...

И земляне обиделись круто -

Электрических молний наконечники острые

По крылатым насмешникам лупят.

И летят сверху ангелы, вниз летят, пораженные,

Словно яблоки, битые гнилью,

Кучки перьев затопчет милиция конная,

Не спросив ни имен, ни фамилий.

1997г.

ПАЛОМА II

Палома, Палома,

Палома, Паломита,

Голубка моя,

Чья жизнь теперь разбита?

Чье зеркало упало

В час волка и собаки?

Чья дочь вчера пропала

В коварном зимнем мраке?

Палома, Палома,

Палома, Паломита,

Голубка моя,

Чей сын вчера убит был?

Укрыт он снегом вишни,

Отпет цыганским ветром,

Чья свадьба будет пышной

В ночь на излете лета?

Два зеркала упали

В час волка и собаки,

Дочь мельника пропала

В коварном зимнем мраке,

Сын лесника убит был,

Отпет цыганским ветром,

Как водится, с молитвами,

В ночь на излете лета.

Убийца взял дочь мельника,

Взял в жены дочку мельника,

Судьбой так было велено,

Судьбою так отмеряно...

Палома, Палома,

Паломита, Палома,

Два зеркала упали.,

Две жизни так разбиты,

Все псы и волки сыты,

Палома, Паломита,

Палома, Паломита...

РАВНОВЕСИЕ ЦВЕТА

Красные в городе -

равновесие цвета украшено трещиной,

Белые в городе -

равновесие цвета разломано амфорой

из Музея изящных искусств.

Красные в городе - равновесие цвета

хромоногим калекой

с разбитой посудой в кармане

вытекает по стокам канализации

в канонизацию всех убиенных

за белых орлов и алых драконов.

Равновесия цвета не получается,

побеждает

Историческая необходимость,

но -

Одинаков цвет у могильной травы.

Один сердобольный сторож

Серебрил в понедельник

Кресты и ограды,

Камни и лилии,

Достигая гармонии ритма

Живого и мертвого,

Но дождь все вернул к яйцу ...

Черные в городе -

пели псалмы и гремели своей колесницей

с колесом из гигантской Библии...

Желтые в городе -

мылили тряпки черных

дзэн-буддийских прачечных

странной династии Джус,

но -

Семь подсолнухов

в центре того же города,

Деревенские розы на каторге.

Их питает перегнойная куча -

останки

Бывших в городе красных,

Бывших в городе белых,

Бывших в городе черных,

Бывших в городе желтых...

Попытка реабилитации незаконно нарушенного

равновесия цвета

Посмертно.

Голубые не в счет.

ноябрь 1989г.

НАВОДЧИК ТУМАНА

Состоянье кораблекрушения

после твоих стихов

Несравнимо с гибелью мною

услышанных звезд,

Я не знаю, что за туман проник

в мою зону, любовь

К фиолетовым краскам вцепилась

в заржавленный гвоздь

и поранила руку.

Ты опять мне напомнил оранжевых птиц

без кладбищ и церквей,

Их хоронят кузнечики в мягкой,

но смертной траве.

Помню, на пальцах у Хендрикса

перекличку перстней,

Помню, безумный бриллиант

свил гнездо у него в голове -

миллиард бы за штуку!

Дрессировщик пустоты не вызнал

закона прозрачных стен,

Нарушение в радуге - это убийство детей,

От вторжения может спасти не хитрость,

а бегство в тот день,

Где никто не будил спящих тигров

и дремлющих змей

у подножия Храма.

Ты опять мне напомнил сандаловых

четок разрыв и поток,

Души тех. кто успел умереть.

растревожил в растеньях,

Помню, голосом Планта звенел

мой единственный бог:

«Ты - не червь!» - «Я - не червь!»

«Ты - не плоть!» - «Я - не плоть!»

«Ты - не кровь!» - «Я - не кровь!»

«Ты - лишь вздох!» - «Я - лишь вздох!»

В ледяной океан головой...

Состоянье крушенья.

Ты - наводчик тумана.

Февраль, 1990s.

ЗАКАТНЫЕ РЫЦАРИ

Закатные рыцари едут на черных конях

К собору, где Мастер упорно рисует священный покров,

У Мастера кисть золотая танцует в руках,

Он сам - словно дар возрожденных из пепла наивных волхвов.

Хотели бы рыцари знать, где богатство племен,

Которым теперь ни за что не порвать католических пут,

Ведь в золоте Мастера спрятан языческий сон,

Его привезли каравеллы, искавшие в Индию путь.

Спите спокойно, жители Города Солнца,

Спите спокойно!

Мадонна молчит, о грядущих распятьях скорбя,

Она так похожа на младшую дочку торговца сукном,

А рыцарям кажется, что перед ними - Судьба,

Чей взгляд отправляет навечно испанские пушки на дно.

И рыцарям кажется, что по колено моря

Для тех, кто богат лишь гербом и величьем речей,

Но Мастер в огонь преисподней отправит спесивых дворян,

А следом за ними - и дюжины две королей.

Спите спокойно, жители Города Солнца,

Спите спокойно!

На стенах собора заснет золотая пыльца...

И Мастер застынет навечно в обличье Святого Петра,

Закатные рыцари вспыхнут рубиновой тайной венца -

Того, что украсит чело Сына Зла и Добра.

1988 г.

***

Не ищи спасенья на той стороне,

Потомки императора

для нас - чужаки.

Та сторона слишком долго

гуляла при полной луне

И прятала золото предков

в свои травяные мешки.

Не ищи спасения на той стороне -

Нефритовые уши чужих богов

и отсюда видны!

Та сторона не умеет,

в небо выстрелив взглядом,

плыть за облаком,

да на спине…

Так укрась колокольчиком лапти

и не чувствуй вины

Со своей стороны ...

1996г.

***

У гения сын - идиот.

Он не знает красивых стихов.

Он ловит бронзовых мух

и отрывает им крылья.

Он любит сжигать пауков.

У гения сын - идиот.

Он сам по себе растет,

Как трава под окном королевы,

Которой 101-й год.

У нее - искусственный глаз,

У нее - искусственный зуб,

У нее - по телу вполне естественный зуд.

Старость, увы, не подарок

даже для королевы,

Которая может все

одной левой,

Но смерть -

отрава -

заходит справа.

У гения сын - идиот...

Но идиот оказался пророком,

Он, смеясь, ушел от отца

по зеленой воде

для общения

с Богом.

1996г.

ВИЗИТ

Самое трудное - сообразить с утра, с чего начать.… Нет, не новую жизнь! Уборку. С северного конца коридора или южного. Но и на Севере, и на Юге имеются определенные неудобства - старый линолеум с обоих концов задран бандой RAGE AGAINST THE MACHINE, всюду таскающей за собой пулемет времен Мексиканской революции и генерала Панчо Вильи. На щитке у вечно температурящего от революционной лихорадки монстра модерново нарисован Генри Роллинз с фраерскими усиками и в купальных трусах в полоску.

Центр коридора отменно вытоптан мистером Элвисом Пресли, который имеет обыкновение появляться в отчаянно недоформованном виде чуть ли не ежедневно ближе к 17.00. Эта недоформованность способна потрясти воображение даже самого тупого техника-смотрителя - одна часть тела принадлежит королю рок-н-ролла, уже обожравшемуся бисквитами и наркотиками, а другая - еще относится к набриолиненному водителю грузовика, который искал дешевенькую студию звукозаписи, чтобы сделать подарок горячо любимой мамуле... Иногда вместо пулемета RAGE AGAINST THE МАШИН тащат по коридору упирающуюся связку захваченных в каком-нибудь мерзком гей-клубе попсовиков в перьях, с копытцами, в прозрачных трусах с кроличьими хвостиками. Попсовики грязно матерятся, размахивают тщедушными ручонками, попадают бандитской пальцовкой сами себе в глаз, теряют зубы...

Почему-то все тащатся именно по коридору моей квартиры, начиная с первых чисел июня и заканчивая первыми числами сентября... Почему-то именно к моему мусоропроводу. Должно быть, там находится черная дыра, связывающая разные миры быстрее любой, самой надежной, авиалинии.

Из наших легенд по коридору практически никто не прогуливается - ни в июне, ни в июле, ни в августе… Один раз, совершенно случайно, до середины трассы дошаркал в теплых домашних тапочках Майк Науменко, столкнулся с левой половинкой недоформованного Пресли, споткнулся о задранный на Севере пулеметом RAGE AGAINST THE MACHINE линолиум, чертыхнулся и пропал… Навеки. Явление Майка пришлось на период коридорно-мусоропроводного межсезонья, и на следующий день президент Ельцин расстрелял собственный парламент.

Случалось, неизвестным образом надувался кожезаменитель на входной двери. Например, в виде профиля пропавшего некогда в Питере Ордановского. Из-за деформации коричнево-красной поверхности со свистом вылетело несколько гвоздей с большими шляпками из белого металла. Образовавшийся профиль попробовал шевелить губами - видимо, силился сказать, где все-таки следует искать Жору, но зажевал синтепон и быстро сдулся.

Помню, прогрохотал как-то мимо меня верхом на швабре разъяренный Томми Ли, погоняя собачьим поводком визжащую за десятерых силиконовую красотку Памелу. Они долго бились за семейную справедливость в темной трубе уникального советского изобретения для отправки на тот свет мусора, учинили мощный засор, и весь подъезд отчаянно вонял недели две. Дюжие дворники - «Полковник» и «Майор» - бывшие «афганцы», не справлялись с задачей по очистке ануса нашего дома. Не помогли и сотни литров кипятка, которые лили в мусоропровод согласно нехитрой дворницкой технологии: от воды бумажки и очистки прессуются и легко проталкиваются вниз здоровым металлическим прутом. Одна только мысль о насаженных на такой штырь, да к тому же ошпаренных Томми и Пэм, приводила меня в серо-синее уныние. Думаю, этот звездный шашлычок застрял где-то на уровне трехкомнатной квартиры Народной Артистки Татьяны Васильевны Дорониной, но вылезти и кому-нибудь пожаловаться скандальная парочка никак не могла - мусоропровод у артистки давным-давно замурован за ненадобностью. У Татьяны Васильевны жизнь на редкость безотходная...

Этот незабываемый персонаж моих прошлогодних летних приключений шумно пробивался сквозь дверь в несколько приемов, с трудом толкая перед собой набитый всякой всячиной рюкзак. Из рюкзака при решающем рывке на пол прихожей посыпались сушеные грибы ( на глазок - все стопроцентно белые), дюжина-другая рыболовных крючков, пяток спичечных коробков, алюминиевая вилка с загнутыми не в ту сторону зубцами, три деревянных гребешка, стянутые аптечной резинкой голубые попугаичьи перья, заварной чайник с отбитым носиком, куча уведенных из армянской палатки фенечек, крестовая отвертка, будильник, малахитовая жаба и небольшая свинья-копилка с ярко-красным цветком на лбу. Пробившийся персонаж был не так уж молод - возраст его бродил где-то в районе лет 57 - 60, стянутые на затылке ботиночным шнурком остатки некогда шикарного хаэра поражали своей неухоженностью, некрасиво нависая над кожаными штанами, всем своим видом стремящимися к падению с не соответствующей общим габаритам фигуры задницы.

• Здоров! - буркнул персонаж, сбрасывая стоптанные индейские мокасины точнехонько на пять спичечных коробков и на попугаичьи перышки.

• Здоров! - ответила я, поймав себя на мысли, что где-то я этого типа видела раньше. Если не всего целиком, то этот нос - точно, если не нос - то глаза, а если не глаза - то… штаны. Точно! Штаны…

• И ты туда же! - с этими словами гость швырнул изрядно похудевший рваный рюкзак в направлении заветного мусоропровода, а сам плюхнулся на хлипкий кухонный стул. Я же на всякий случай провела ладонью по лбу, проверяя, не проявились ли там каким-нибудь нетрадиционным образом мои мысли. Нет, этот тип просто их считывал.

• Ненавижу я эти штаны! - продолжал между тем почти узнанный мной персонаж. - Чего вы все к ним прицепились?! Нерожденный мустанг! Недоношенный козел! Недозачатый крокодил! Голубой жеребенок! Да я всю жизнь мечтал о розовых клешах в зеленых турецких огурцах!!!

• Джим?

• Точно, старушка. Моррисон я.

• Моррисон, чаю хочешь?

• А водки дашь?

• Водка есть, Моррисон, но только китайская.

Отрава, мать, поядреней стрихнина! В прошлый раз Кобейн чуть второй раз богу душу не отдал из-за этого китайского пойла. Тебя дома не было, а он поболтался, устал, да и залез без спросу в буфет… Хендрикс потом шесть дней над ним под березкой шаманил, убирал у Курта беспокойное состояние души на тонком уровне, гармонизировал этого сиэтловского придурка… От китайской водки такое ощущение, словно тебя Мао Дзе-дун в скоростном экспрессе «Шанхай - Тель-Авив» катает, при этом башка твоя - в вагоне, а внутренности по ветру полощутся… Да не смотри ты на меня так! Да, да, старый я, толстый я, а глупый какой… Песен больше не пою, пипиську больше свою толпе не показываю, с кино завязал. Помнишь? «Кино притягивает к себе страхом смерти»… Ой-ой-ой, как красиво… Перемерли уже все, кто мог кино-то делать, вот и сиди себе читай словарь любви под вонючим светильником разложившейся плоти ! ***

• Между прочим, у тебя в пятке, Моррисон, рыболовный крючок застрял… Ты в прихожей наступил на него и не заметил.

• С мое на углях потанцуешь босиком, на атомную бомбу наступишь - и то не почувствуешь… Крючки я вообще-то для другана своего Хендрикса тащу… Мы когда от вас, оголтелых рокоманов, свалили, покойниками прикинувшись, то коммунку небольшую сколотили у вас в Карелии, у озера одного. Так этот, с позволения сказать, супер-гитарист от воды сутками теперь не отходит… «Сиреневый туман над Джимом проплывает…». Семью ершами и карасями а-ля натюрель кормит. Девчонки там у нас есть местные, из бывших зэков... Джими штук восемь мулатиков им настрогал, воспитывает… А Курт исправно за ягодами хаживает и за грибами… Музыки, представь себе, ни-ка-кой! Запрещено негласным уставом. В идеале - пение чистосердечных лесных пташек и рокот патрульных вертолетов. Но они нас все равно не видят. Мы - колхоз лже-покойников рок-н-ролла - вне контроля береговой и прочей охраны.

• Может, просто покойников, без «лже»?

Моррисон энергично мотнул головой, собираясь резко возразить, но неожиданно замер, прислушиваясь к еле уловимому шуршанию внутри стены…

• Сейчас вылезать начнут, уроды… Во, смотри, лезут! Везде за мною таскаются… Самое главное, ты с ними не разговаривай, а то жвачку клянчить начнут, не отстанут.

Из кухонных стен начали появляться бледные от потери крови на рассветном шоссе (если мне не изменяет память) индейцы. Фигура Вождя сформировалась у дрогнувшего от избытка электричества холодильника и артистично постанывала…

• Угораздило меня тогда рассказать эту историю! - Моррисон со злостью швырнул в Вождя сухой косточкой от финика. - Да я ненавижу этих краснорожих! А ведь чуть что, все сразу хором вспоминают, что было мне тогда около четырех лет, и ехал с папой-мамой и с дедушкой-бабушкой… Затрахали меня этими индюками! А смотри, какой он грамотный! - и Джим загробным голосом прорычал Вождю, скукожившемуся у старенького «ЗИЛа»: - «Индеец, индеец, за что ты погиб?».

• «Индеец молвит в ответ, - монотонно ответил тот строчкой из переведенной мною сдуру «Американской Молитвы», - «Ни за что»…

• Они сейчас сюда машину притащат, которая в них на том шоссе вре… - Моррисон недоговаривает и на какую-то секунду вновь застывает с поднятым вверх пальцем, - это гениально, мать! Это в сто раз гениальнее, чем мой «Прорыв на ту сторону»! Дай им китайской водки!

Мне и в голову придти не могло, что многовековой индейский вопрос американское правительство могло бы в два счета решить с помощью стеклотары, заполненной китайским пойлом и какими-то болтающимися на дне не то корешками, не то червяками … Моррисон аккуратно смел веником оставшуюся от экзекуции кучку подозрительно воняющих сушеных ящериц в угол за телевизор и, довольный собой, распустил по плечам жиденький хаерок.

• Печальное зрелище, Моррисон! - покачала я головой, стараясь незаметно спрятать стянутый им с волос ботиночный шнурок за доисторическую железную терку - не каждый же день джимы моррисоны сквозь дверь материализуются!

• Да знаю я, мать! Мы потому и решили тогда свалить… Как представили себе, на кого будут похожи факиры-кумиры, ядреноть, этой сраной бунтующей молодежи годков так в 55, все наиболее сознательные решили вроде бы как откинуться, не потеряв еще своей привлекательности и красивости. Я вот немного трупом в ванной попарился… Молодой, понимаешь, поэт… Рассвет, понимаешь, стыдливо заглядывает в окна…Ванна белая, эмалированная, не, не такая бракованная, пузырчатая, как у тебя… Париж, наконец. Одна Джоплин, балда-девка, переборщила, инструкцию не поняла, двоечница…

Мы ее потом искали, на всякий случай. Говорят, на самом деле померла… Заварки-то подлей!

• До сих пор не могу понять, что вы во мне нашли? - рассуждал наливающийся до седьмого пота чаем Моррисон, каждые пять минут наведываясь в туалет, шумно спуская там воду и неэкономно расходуя освежитель воздуха. - Пухлогубый мажор с амбициями, бабник, закомплексованный по самое не балуйся, графоман средней руки, нахватавшийся чужих умных мыслей. «Король-Ящер, Король-Ящер!» Да я змеюк и прочих тритонов с детства терпеть не могу, скользкие, хвостами разбрасываются… А как вспомню эти лица, которые на меня пялились, когда мы с ребятами музон наяривали. Глаза - плошки, рты - ямы помойные, слюни текут, сопли… Я на этих патлатых дебилов сверху-то смотрю, и меня колбасит! Ух, как колбасит! Какую бы хрень я им ни выдавал спьяну, по обкурке, все мели подчистую. У меня ж по текстАм все понятно: как начинаю трезвый, каждое слово - золото, чин-чинарем, а потом - пошло-поехало. Чем больше пьянею или, того, отъезжаю, тем больше завираю, мысли одна за другую заплетаются, гон да звон… А вы, горе-исследователи, потом чуть ли не с лупами ползаете, изучаете этот бред: «Ах, что хотел сказать Поэт? Ох, что же хотел сказать наш Гений?». Да ничего он сказать не хотел! Телку он хотел трахнуть, ваш Гений, которая в первом ряду лифчиком над головой размахивала… Сначала трахнуть, а потом по голой жопе ремнем ей надавать и в чем мать родила по коридору отеля пустить бегать… А эта дура ведь потом своим внукам будет рассказывать: «Меня, детки, сам Джим Моррисон два раза поимел…».Хо! Внуки в кайфе : «Видать, классной шлюхой бабуля-то наша была!».

Из кухонных часов выскочила дежурная кукушка и прохрипела свое «ку-ку» четыре раза. Джим от неожиданности подскочил на стуле.

• Кукушки такими плюгавыми не бывают! Привинти этому неопознанному хрюкающему объекту башку ящерицы! А если кто будет спрашивать, почему у объекта такая голова нестандартная, отвечай: «Да вот намедни крошка-Моррисон заходил, напился до чертиков и присоветовал!»… Так вот, я не сразу решил к Хендриксу в Карелию податься, хотя он звал меня туда давно… Как-то утром решил сходить к себе на парижское кладбище, посмотреть, действительно ли там так погано себя ребятишки ведут, как в газетах пишут… Прихожу - толпа дебилов в майках с моим лицом, по вене пускают, вискарь и пиво глушат, девиц тискают… Это еще ладно… А один упырь зашел за камень на соседней могиле, штаны снял и..., - Моррисон зажмурился что было сил то ли от удовольствия, то ли от ненависти, - и такую кучу там наложил.

И так смачно он эту фразу произнес, что меня чуть было не стошнило в блюдце с вишневым вареньем.

• Фу, ну нельзя же так!

• Только так и льзя, мать. Ничего не поделаешь: соцреализм, и придумали его, между прочим, вы, русские! Я тут не вытерпел, вышел из-за могильного камня, за которым отсиживался, и говорю : «Что же вы делаете, козлы вонючие! Здесь же не сортир!». И они меня так отметелили, не поверишь: все лицо - сплошные губы, а уши назад оттянуты, как закрылки у самолета. Били и приговаривали: «Ты свои законы не устанавливай, коп переодетый. По роже видно - на Систему работаешь. Скажи спасибо, что мы тебя твоим поганым фейсом в дерьмо не сунули!» И тогда я подумал: «Вот сегодня, придя почтить мою память, упырь нагадил на чью-то могилку… Пройдет время, рядом со мной похоронят очередного кумира новой молодежи, и какой-нибудь пидер, придя почтить ЕГО память…». Так, что сделает этот пидер, придя почтить ЕГО память? - раскрасневшийся от бурного монолога вроде бы давно покойный рокер посмотрел на меня взглядом Федора Ивановича, моего строгого школьного учителя математики.

• Снимет штаны и наложит здоровенную кучу на Вашу могилку, сэр!

• Yes, girl! - Джим отдал честь висевшему на крючке посудному полотенцу, словно это был тот звездно-полосатый стяг, обласканный Хендриксом дождливым утром в Вудстоке. - И я свалил к Джимикосу, танцевать с девчонками зэковскую кадриль, слушать соловьев под самогоном, провожать на посадку обычным электрическим фонариком ваши карельские НЛО…

16.45 - по заведенному неизвестно кем распорядку - считается временем транспортировки в секретный пункт назначения летних пулеметов. RAGE AGAINST THE MACHINE по-альтернативному были точны и на этот раз. Они молча зыркнули в сторону не в меру расшумевшегося Джима и с досады случайно нажали на какое-то не то колесико, в результате технической ошибки ритуальный пулемет неуклюже застрял точно напротив кухонной двери, забаррикадировав вход в туалет.

• Мы, рокеры, конечно, можем и в окно попИсать, - Моррисон с таким удовольствием потянулся на стуле, что хрустнули косточки, а под мышками видавшей виды рубашки с треском образовались солидные дыры, - но еще ни одна революция не мешала отправлению естественных человеческих надобностей… Промедление смерти подобно! Кто не с нами, тот против нас! Движение - все, конечная цель - ничто!!!

• Заткнись, Моррисон, - мрачно сказали хором RAGE, - ваша старперская музыка, дядя, - опиум для молодого народа… Ваши гитарные соляки - вредный пережиток старого рок-режима…Компактно надо играть, компактно! В ваших кожаных штанах ходят теперь все бляди…

Теоретически умитворенный 10-ю стаканами «Бодрости», Моррисон мог бы им простить все сказанное, но только не последнюю фразу…

• А ведь я вас обидеть не хотел, - медленно начал глава партии DOORS, поднимаясь с почти доломанного чаепитием стула, - видят боги, ОХ, НЕ ХОТЕЛ Я ВАС, КРОЛИКИ, ОБИДЕТЬ!Но раз пошел такой базар…

За 15 минут до закрытия мусопроводной связи между мирами от моей квартиры с видом на Москва-реку могли остаться обгоревшие рожки да обглоданные ножки. Моррисон менялся на глазах - праведный гнев преобразил его опухшую физиономию, влил стопарик одухотворенности в потухшие было глаза, нависшее над брючным ремнем пузо втянулось и приросло к позвоночнику… Он индейской неслышной походкой двинулся в сторону оторопевших не меньше меня АНТИ-МАШИНИСТОВ. Там, где на джимовой голове наметились проплешины, начали пробиваться орлиные перья.

Кучка усохших от употребления китайской водки индейцев-ящериц в углу за телевизором зашевелилась, закряхтела, распалась на отдельные рептильи тела, которые стали трансформироваться в тех, кого некогда мальчик Моррисон, сын адмирала, увидел на рассветном шоссе, будь то шоссе трижды неладно! Тела трансформировались, заунывно напевая:

Воин никогда не сдается в плен,

Хай, Джим!

Воин растворяется, чтобы выжить,

Хай, Джим!

Накопить сил и однажды

Вступить в новую битву,

Снова вступить в эту битву,

Хай, хай, Джим!!!

Теперь ты испускаешь все 6 лучей света!»

Со стороны Москва-реки на фоне оранжево-розового умирающего дневного неба нарисовалось три косяка летящих человеко-птиц: то шуршали крыльями гордые батьки-шайоны, обдуваемые в полете грязным столичным воздухом. Черные блестящие волосы одного воина развевались вровень с бахромой одежды другого. Все три косяка по очереди мягко приземлялись на подоконник, отряхивались, как попавшие под дождь вороны, и присоединялись к шоссейным сородичам, строившимся в шведскую «свинью» за спиной Джима.

Отчаянно воняло паленой резиной - от накалившихся в коридоре страстей, судя по всему, собиралась вспыхнуть старая проводка, из розетки на пол кухни просачивался удав с чернильным адресом Элиса Купера на брюхе, присланный шок-рокером в качестве экстренной помощи Джиму. Пулемет от разыгравшейся жары совсем сомлел, краски на его щитке потекли, и нарисованный на нем Генри Роллинз потек тоже, превращаясь в нелепого лягушонка Кермита.

Выставив впереди себя рюкзак в качестве тарана, Моррисон, сопровождаемой процессией верных краснокожих, поступью сошедшего с пьедестала Каменного Гостя теснил смущенных RAGE AGAINST THE MACHINE к черному ходу, к пованивающей пасти мусоропровода.

• Держись, Джим! Я буду подносить тебе патроны! - недоформованный Пресли, появившийся как всегда почти в 17.00, вспомнил свою недолгую службу в вооруженных силах США и решил отличиться. - Не отступай! Дуайт Эйзенхауэр обещал подкрепление!

• Прощай, мать! - бросил через плечо Моррисон, обращаясь ко мне, застывшей у бутафорского самовара с драгоценным ботиночным шнурком в руках. - Не думал я, что придется расстаться вот так, по-военному. Но рок-н-ролл требует жертв. Всегда! Попроси Лужкова, он сделает ремонт, если мы в угаре что-нибудь взорвем… Он мужик толстый, значит - добрый…

Сцена у мусоропровода запомнилась мне своим беспредельным безобразием: Моррисон бил АНТИ-МАШИНИСТОВ разрушающимся на глазах рюкзаком по всем выступающим частям тела, из рюкзака опять летела во все стороны всякая мелочь, удав весело тусовался, т.е. путался под ногами, из отверстия начали высовываться еще чьи-то лысые головы в булавках и сережках. Головы матерились и кричали что-то вроде «Старперы чертовы! На фиг, на фиг!». Пресли потея запихивал головы обратно, они трещали и рассыпались от давления, как гипсовые отливки, одна усатая, благоухающая дорогим парфюмом голова вообще оказалась принадлежащей Фредди Меркьюри - она вылезла в общей суматохе по ошибке, успела произнести почему-то с еврейским акцентом: « Так шоу маст гоу он или он не маст гоу он?!», получила свое моррисоновским рюкзаком и затихла.

Под пятикратный вопль обезумевшей кукушки последним в черную пасть межмирового тоннеля протискивался сам Моррисон с воплем: « В музыке должно быть три компонента, новобранцы чертовы! Три компонента!Love! Passion! Melody! Не усекете этого, всю жизнь на чужих могилках срать будете!»…

Покриви я душой во имя придорзованной юности, я бы совсем по-другому описала финал этой трагической истории столкновения двух миров…

Начнем с того момента, когда Фредди получает злополучным рюкзаком по красивой своей голове…

Небывало-черная туча двигается со стороны Зеленого Театра, через реку, к моему дому. От оглушительных раскатов грома орет сигнализация всех автомобилей у нас во дворе, дворняжки кудрявыми снопиками падают в обморок. Злобную тучу раздирает ручищами помолодевший лет на 30 Моррисон - вдохновленный, наэлектризованный, огненные игуаны и пылающие неземным пламенем гадюки гордо гуляют в его поэтической бороде. ОН смотрит на скукожившихся от ужаса альтернативщиков гневным взором аки Ярило и наяривает : «Love! Passion! Melody! - его голос перекрывает громовые раскаты, вой сигнализаций и скулеж дворняг. - Love! Passion! Melody!». Вначале RAGE AGAINST THE MACHINE пытаются спорить с ним. На моррисоновское ‘”Love!” они кричат “Mechanical Sex!”, на “Passion!” - дружно орут “Aggression!!!”, на “Melody” - “Tubes and Noise”, дескать «Трубы и Шум»! Но вот каждое вылетающее из уст Моррисона слово становится молнией. «Love» - раз молния, “Passion” - два молния, и… Нет, врать не буду, такого не было, да и быть не могло, потому что - дурной тон это, совок. Индейцы - были, Джим - был, пулемет - был, RAGE - был, и Пресли, и Фредди, и удав от Купера… И последняя фраза, в сердцах произнесенная Моррисоном, была все-таки боевая, нетленная, без ярильских замашек и огненных ползучих гадов:

«НЕ УСЕКЕТЕ ЭТОГО, ВСЮ ЖИЗНЬ НА ЧУЖИХ МОГИЛКАХ СРАТЬ БУДЕТЕ!».

Ничего толком я не могла объяснить дворникам Полковнику и Майору, когда они, вооруженные здоровым металлическим прутом, позвонили мне в дверь. Дар речи ко мне после всего пережитого за столь короткое время еще не вернулся. Я беззвучно открывала рот, приседала, делала руками какие-то странные круговые движения.

• Обычное дело, - философски заметил Полковник Майору, взглядом знатока наблюдая за моей жестикуляцией, - предки на дачу свалили, а здесь уже неделю поди тусовка, смотри, что с коридором сделали… Жаль, травкой не пахнет, а то угостились бы… Засор у вас, дама… Мы кипяточку-то ливанем?

Я пыталась объяснить, что не надо кипяточку, не надо прутом окаянным шуровать в трубе - все-таки Моррисон там с ребятами, удавом и пулеметом, но мой невразумительный хрип и дурашливые приседания лишь заставляли дворников весело перемигиваться.

Засор в нашем стояке не могли пробить две недели…От вылитого кипятка на стенах выступала испарина, словно дом тяжело и не вовремя болел гриппом. Техник-смотритель, матерясь, вызвала мрачную аварийную машину, с мрачными чистильщиками-кудесниками. Причиной двухнедельной непроходимости подъездного ануса оказался пучок голубых попугаичьих перьев, стянутых аптечной резинкой.

На следующий день после окончательной ликвидации засора на моем кухонном столе непонятно откуда появился Зеленый Камушек Центра, пахнущий дымом индейского костра, и случился исторический обвал Великого Бумажного Змея-Рубля…

*** Примечание: в оригинале у Моррисона: «Читай словарь любви под зеленым светильником раздавшейся плоти» (“Lords”)

ОХОТА НА ВОДЯНЫХ И КУКУШЕК

ВОРОБЬИНАЯ НОЧЬ

Не папоротник

Так подкова,

Не подкова

Так папоротник,

Воробьиная ночь -

При грозе,

Ты - при счастье.

Не папоротник -

Так обнова,

Не обнова -

Так папоротник...

Не папоротник -

Так хоть слово,

А не слово

Так папоротник,

По серьгам

да по чистой слезе

При воробьиной ночи -

Каждой сестре.

Ничего не знаешь об этом,

И тебе хорошо.

Ничего не знаешь об этом,

И тебе хорошо,

Обыкновенное лето,

От души посмеялся

Да в город ушел... ***

1999г.

ПЛАЧ

Наш народ не пьет, а гуляет.

Черное знамя анархии на голом теле,

И. ликуя, люд сбивается в стаи,

Вой, кричи, душа: ты так долго терпела.

С понедельника мучилась жаждою,

Слезные реки не полнились, камни - и только,

Коль ты черт, то замажь свою рожу сажею.

Запляши-ка в грязь свою долю горькую.

Ах ты. Бог ты мои. Боженька,

Тяжела дороженька,

Все вруны - от Сатаны,

Да в заплатах штаны.

Что ж ты от нас отвернулся,

Что ж ты от нас отвернулся?

Ох, какой ветерок нынче веет.

Поглядел бы ты на Россею!

Бог ты мои. Боженька,

Целую твои ноженьки.

Мчит язычество кобылицею,

Дикая рыжая бестия свободе рада,

А скоморох, летая в обнимку с птицами,

С неба лапоть бросает. Будь он неладен!

И народ не пьет, а гуляет,

Словно в последний раз в жизни,

Кто власть-то знает!

А чуть-чуть в стороне дом догорает,

Вместе с ним сгорит тот,

Кто назвал его Раем,

И никто не спасает,

Понимать - понимают,

Но никто не спасает.

Народ не пьет. Он гуляет.

1995г.

ВОДЯНОЙ

Не ходи купаться без креста поздней осенью,

Водяной тебя за ноги схватит,

Не ходи купаться без креста ты поздней осенью,

Не вернешься, огорчишь своих сестер и братьев,

Ой, не ходи купаться без креста поздней осенью.

В красной рубахе

С длинной, бородой

Гонит стадо раков

Дядька-Водяной,

(Из одной реки, видать, в другую,

Все мужики, и девки - врассыпную)

Иногда он - голый,

В тине и. грязи,

В ухо Водяному не свисти,

В ухо Водяному не свисти,

Он этого не любит!

Не ходи купаться без креста поздней осенью,

Водяной тебя за волосы схватит,

Не ходи купаться без креста ты поздней осенью,

Водяной навалится на тебя всей ратью,

Русалки да утопленницы -

Не лучшие невесты, не весть какие родственницы,

Не ходи купаться без креста поздней осенью!

***

Сяду, сяду под горою,

Не с тобой, сама с собою,

Сяду в мягкую траву

У реки на берегу.

Если ветер вдруг подует -

Значит где-то ты грустишь,

Твое сердце не ревнует,

И меня вот-вот простишь.

А в реке увижу слезы -

То рыдания твои,

Сразу вспомню про морозы,

Сразу вспомню про огни.

Те огни я зажигала

В окнах, что выходят в лес,

Чтоб душа не заплутала

В ночь рождественских чудес

ОБОРОТНИ

Северный, ветер гонит над лесом

Клочья растерянных облаков,

Женщина с глазами волчицы

Кормит волчонка брусникой,

Алой, как волчья кровь,

Старый батюшка крестит меня на дорогу,

И желает мне счастья да удалых женихов -

А где взять женихов мне, батюшка,

Где же взять женихов мне, родненький,

Оборотни ходят вокруг,

Ох, оборотни!

Вся деревня замерла и вымерла,

Колокол больше не бьет, не зовет,

В три часа поутру петух не поет,

Оборотни ходят вокруг,

Ох, оборотни!

Встретила я в дороге красавца,

не влюбиться в такого нельзя,

Долго мы бродили по лесу,

Слушали сказки кукушки,

Да началась гроза,

Боже, молния в землю ударила рядом,

И мой милый стал волком -

с тоской человечьей в глазах...

Северный, ветер гонит над лесом

Клочья растерянных облаков,

Женщина с глазами волчицы

Кормит волчонка брусникой,

Алой, как волчья, кровь...

КУКУШКА

У черной птицы-кукушки был муж,

Его звали по-птичьи "Кукуш",

Это было давным-давно,

Когда цвел Вавилон,

И шумела земля Вавилония...

Испугал Кукуша Великий Потоп,

И он бросил кукушку средь нечистых вод,

Это было давным-давно,

Когда цвел Вавилон,

И шумела земля Вавилония...

С тех пор кукушка

Любится с вороном,

С тех пор кукушка

Любится с ястребом,

С тех пор кукушка

Любит соловья,

А иногда кукушка

Любит петуха -

Ни детей, ни двора, ни гнезда!

ЗВОНАРИК

Звонарь, звонарь, звонарик,

Васильковые глаза,

Достань с небес фонарик,

Прогуляйся в небеса!

Ох, земная я и грешная,

До небес мне далеко,

До чего ж люблю, сердешный мой,

Я жить красиво и легко.

Звонарь, звонарь, звонарик,

Золотые волоса,

Нам старушка зелье сварит -

И начнутся чудеса,

Зелье выпьем - станем вольными,

А все завистники заснут,

И в лесу за колоколенкой

Папоротники зацветут.

Звонарь, звонарь, звонарик,

Ты боишься согрешить,

Черный цвет тебя состарит,

Ох, черный цвет тебя состарит,

Доберется до души...

Звонарь, звонарь, звонарик,

Васильковые глаза,

Достань с небес фонарик,

Мне самой туда нельзя...* * *

ОТСТУПЛЕНИЕ В СТОРОНУ ДЕТСТВА

ПЕСНЯ (ПРИБАЛТИЙСКАЯ)

Когда-то, давным-давно, девочка Рита с сестра¬ми, с папой-мамой летом жила в небольшой, но архитек¬турно длинной даче на станции. Яндубулты, прямо за по¬росшими соснами дюнами. Никто не считал оккупанта¬ми ни девочку Риту, ни ее сестер, ни ритиных папу-ма¬му, хотя папа Толя был самый настоящий военный, лет¬чик-бомбардировщик. Когда-то он даже освобождал, го¬род Ригу от паршивых фашистов.

За дюнами шумел залив. Пахло водорослями. После шторма девочка Рита с компанией соседских детей со¬бирали янтарь, хоронили белых дохлых рачков, прозван¬ных неизвестно почему "адмиралами Нельсонами", и при¬носили домой огромные стеклянные шары от сорванных штормом сетей.

Когда созревала в лесах черника, вся компания, бренча бидончиками и позвякивая баночками на веревоч¬ках, отправлялась за железную дорогу, мимо таинствен¬ного католического кладбища, за ягодами... При виде шумной ватаги, недовольно шурша, скрывались под подгнившими древесными стволами ужики и лягушки... По воскресеньям папа Толя открывал домочадцам мир пре¬красного - возил всех в сказочный край Сигулду, в пещеры, где уставшее эхо рассказывало любопытным пришель¬цам трогательную легенду о Турайдской розе... И эта песня, которую никто никогда не споет, навеяна воспо¬минаниями о тех славных, на самом деле счастливых днях в Яндубултах.

Девушку звали Яной,

Она ходила в рубахе домотканой,

не любила лютый декабрь,

а любила волнистый апрель,

Бродила далеко от дома по теплой траве

и мечтала увидеть Великую Эгле -

Королеву Ужей,

чтоб попросить у нее на счастье

три янтарные бусины на запястье.

Парня с дальнего хутора звали Яном,

Он ходил в рубахе да штанах полотняных,

И влезал в окно, когда отец девушки Яны

гнал его в дверь,

Он фальшивыми звуками измучил свою свирель,

Яну чертовски хотелось увидеть Великую Эгле -

Королеву Ужей,

чтоб попросить для любимой на счастье

расшитое янтарем подвенечное платье.

Припев: Вей, ветерок,

Вей, ветерок,

Неси запах моря и сосен

За деревянный порог...

Яну прочили в жены вдову,

А девушке Яне - вдовца,

У которых в погребах, чердаках - по 3 золотых ларца,

Да в ночь на Ивана Купалу

Влюбленных украсил из ромашек венец,

Человек в зеленом камзоле

Увел их вглубь моря в янтарный дворец,

Там их поджидала Великая Эгле - Королева Ужей,

В окружении блестящих придворных и лесных сторожей.

С тех пор - ни бед, ни напастей,

Янтарь на запястьях,

Расшитые янтарем рубахи и платья,

Кони в конюшне - янтарной масти,

И никто на земле не властен

разрушить это янтарное счастье!

... Кроме Великой Эгле - Королевы Ужей…

Вей, ветерок,

Вей, ветерок,

Неси запах моря и сосен

За деревянный порог!

НАВОДКА ТУМАНА

СТРАННЫЙ ТРЕТИЙ

Слишком много беды для одной головы -

даже такой, как моя,

Слишком много обид, слишком много тоски

для пространства, где прячусь я...

Однозначные женщины ткут полотно,

день и ночь - непонятно зачем.

Я стою в стороне. И со мной заодно

мой двойник - неулыбчив и нем.

Он был создан в отместку за страсть

к облакам -

по которым не всем бежать..

Он и водит меня по свинцовым ходам,

Не велит голоса забывать.

А забуду - не станут цветы засыхать

(через три дня - как им суждено),

А забуду - не стану в окне исчезать

( у меня есть такое окно).

Одному перестану бисер в тон подбирать,

А другого я выставлю вон ...

Время -

место - по облаку снова бежать,

нарушая всемирный закон,

И один назовет это "чистой шизой".

А другой, отгадав, промолчит,..

Однозначные женщины ткут за стеной

пламя

смертной, как люди, свечи...

Им бы ткать и плести,

Им бы ткать и плести,

Чтоб иметь свой кусок сна и хлеба...

Третий - странный.

Боялся меня увести от разрушенной лестницы в небо.

1990 г, февраль

***

Один большой зияющий провал.

Ты от него как черт от ладана бежал...

А я - в провал - стремилась. Как всегда,

Даль - что вверху,

И там, где бездна, даль...

1998 г.

СТОЛКНОВЕНИЕ С БУДУЩИМ

Когда-то вещество, из которого сделана я,

Называлось так плотно "плотью".

Когда-то то, чем стегали плоть,

Впечатывали в нее веру огня,

Называли нелестно "плетью".

Но теперь плоть и плеть

Стали одним

Дорогим

Переплетом.

Корни похожи на волосы,

Волосы -

корни из кислородного шарика...

Из-жарено,

ош-парено.

вы-щерблено -

И отчего-то чужое,

Но тело - под пленкой дождевика ...

И-

Фаренгейтовское -

От пожарных -"

Не тех расстреляли!"

Мое столкновение с будущим

В пустом Елисеевском...

1989 г, октябрь

г.Москва

ЛЮДВИГ

Когда чешуя лунных рыб

Оденет поверхность реки

И превратит ее юркое тело в сонату,

Людвиг, оглохший медведь,

Завяжет узлом сквозняки -

И на черно-белые зубы фантазий

Наложит когтистую лапу.

1998. июль

***

Слишком много звезд

Для одного маленького человека

На земле,

Согнувшегося под тяжестью

Собственной слабости,

Вот почему я опрокинула

Чернила

На карту звездного неба

В Энциклопедии...

1982г.

ВНУТРЕННИЙ СВЕТ

(импровизация на тему Джорджа Харрисона

для одного знакомого, обожавшего Оззи Осборна)

... Колдовство...

Мой удел - гладить белую рысь

с бриллиантовым сердцем,

Она дует на воду и видит тебя...

Эй, послушай!

Твой слух музыкальный должен видеть

тот свет, о котором

Пел мне Джордж Битл Харрисон на темном коне,

"Inner light"... свет души,

"Inner light"... свет мятежной души...

(Серебро ли, а может быть - золото?

Сколото!)

Снова я, упрощая,

прощаю

нелепость прихода в наш мир

тех безумцев, внутри у которых -

Панихида по гаснущим звездам,

В гнездах свет - просто газ,

Глаз не видит пожара,

Жар и бред - ожерелье бессонных ночей

с языком саламандр.

Это - милость,

мой брат,

или кара?!

(Я рифмую и мерзну...

выходит -

Обман?!)

"Inner light" - убивает,

"Inner light" - воскрешает,

музыкальный твой слух не минует его …

... Мой удел...

КОЛДОВСТВО...

Гладить белую рысь с бриллиантовым сердцем,

Знать, что зверь рыжеглазый предскажет тебе:

"Странной будет дорога -

Не песок и не камень,

Ощущенье - на память,

Ощущенье - на жизнь,

Ощущенье - на смерть,

Ощущенье - движенье ...".

И такое свеченье,

мой брат,

И такое свеченье!..

Что сорвутся с ума,

как с цепи,

Сотни огненных псов недоверья

И ударят хвостом по лицу.

Но не дай Бог идти по кольцу!

...КОЛДОВСТВО...

Мой удел - гладить белую рысь

с бриллиантовым сердцем.

...Она смотрит на воду...

Там - семь тонких свечей

Ты - Его,

и ... Ничей,

27-22-23 декабря 1989г.

ОТКРОВЕНИЕ

"... За мною идет Муж, который стал впереди меня,

потому что он. был раньше меня".

Иоанн, I, 30

Хотела я, чтоб кто-то шел за мной,

Но не был тенью - тенью быть так просто,

Не превращал бы шепот в злобный вой,

Не лицедействовал бы на чужих подмостках!

Хотела я, чтоб эхо, не дразня,

Песнь допевало, прерванную болью,

И ночь не мучила кошмарами меня,

По травам волоча накидку вдовью,

Пусть эхо все повторит, не дразня.

Хотела я, чтоб тот, кто шел за мной,

Не ждал наград за этот путь нелегкий,

И не считал себя обиженным судьбой,

И жизнь не клял за подлость и издевки,

Хотела я, чтоб сильный шел за мной!* * *

КОСМОС НЕ ХОЧЕТ КОНТАКТА

Космос не хочет контакта,

Я не буду больше читать стихи,

Расшифровывать смех белой рыси -

Из подвала старинного замка лезет чудовище

С черным крестом на спине,

На дне заброшенной шахты

Отыскали Офелию.

Гамлет,

Космос не хочет контактов!

Мост над бурной рекой был подвешен для нашего блага.

Влага ослепила глаза Магдалены - а мне что за дело,

Ложь серебряной ложкой мешает жасминовый чай,

Ложь сегодня чертовски добра и красива.

О Гамлет..,

Космос не хочет контакта.

Замешательство в лифте доводит до исступления,

Коленями касаюсь камней,

Но мне кажется - падаю в небо...

Гамлет!!!

Космос не хочет контакта...

Бабушка с приставкой из добрых ста "пра-"

Не прошлась, как ангел,

по вороху вереска,

И цыгане, походом из Сингапура,

нагадали ей одиночество

Даже с тем, кто носил бы ее на руках

В ночь травы,

не жалеющей шепота.

Неконтактные души,

Неконтактные лица,

Неконтактные руки,

Бесконтактный массаж,

Но-

Контактные линзы.

Замолчи, если есть что сказать:

Космос не хочет контакта...

1989 г., 28 декабря

… И ПОДЖЕГ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ ДОМ…

Не похож на героя боев новой волны,

Та волна, что меня подняла, дышит сном,

Я смотрю на веселье огня - ночь стала днем,

Ты в азарте поджег свой собственный дом.

Так не делал никто из людей старой войны,

Или я плохо в душах читал у друзей?

И на нас наступал, не спеша, лес без корней,

И нам пытались вживлять электроды идей.

Бунтари продаются в разлив, даже в кредит,

Их подругам известно давно, кто в цене,

На лице - отпечаток удач, как на стене,

Генералы карьеры довольны вполне!

Ты в азарте поджег свой собственный дом,

Ты в азарте поджег свой собственный дом,

Ты в азарте...

ЛЕС

Странный лес наступает на город,

В нем трава и деревья без корней,

Духи леса куют в чаще холод,

Он ползет немым зверем

в сердце ко мне...

Все вокруг исчезает,

И теперь я не знаю,

Кто я...

От огня убегая,

В лес зовет волчья стая

Меня.

В эту полночь я слышу зов воли,

И тревожит мне душу лик Луны,

Мир людей языком злым раздвоен,

Не поймешь, где начало света, где - тьмы.

О как я ненавижу

Эти. камни и крыши,

Бог мой!

Лес все ближе и ближе,

Он живой,

И он дышит листвой.

Странный лес открывает объятья,

Путь назад перекрыв глухою стеной,

Ни любви, ни надежды, ни братьев,

Лишь болотные топи гудят под ногой.

Все так пошло и просто,

Только каяться поздно -

Сил нет.

Прочь бежит волчья стая,

На куски разрывая рассвет.

АГОНИЯ

Мы слишком долго трудились над небом -

Вышивали китайской гладью двух рыб,

ликующих в море любви,

или - нежность

к идущим на землю дождям

(О, реквием чистым потокам,

О, реквием честному сердцу,

упавшему вниз

за клубком желтых ниток

в распутицу

поющей распутство весны).

Иголки

Входили в лохматую ткань облаков

Языками дрессированных птиц-пересмешниц,

Но сталь была ощутима -

и

Воздух боялся уколов, грозил нам удушьем

(параноидальное сальто

несостоявшегося самоубийцы,

пирамидальные тополя стерегут

методичных цикад,

ад челночного рейса желаний похож

на разворованный ГУМ).

Шар из огня мчал на нас, пожирая,

как хлеб, самолеты,

Мы звали июльское утро в свидетели смерти

черты горизонта -

Синий цвет замыкался на красном:

сиреневый куст был разбрызган

по белым холстам всех Европ и Америк.

Мы слишком долго трудились над небом,

Чтобы, вернувшись, уверовать в землю.

О, боги джинсовых изломов!

Вы сделали нас из капель абсурда,

нарушенных аппликатур на листах резолюций

(Глина - вода - глина - вода -

Грязь - и - руки -

Вдрызг - бутылка - глаза -

Полотняный мешок -

С - нелущеным горохом - душа).

О, боги оранжевой строчки на синем тряпье!

За какие грехи человека

вы

посеяли нас в ЭТУ почву?

Момент узнавания каменных стен -

момент пробужденья -

и -

Как надпись "Бомбоубежище" - Ненависть.

Она равнозначна смерти оркестра.

Мы сначала разбили свои инструменты

из нескошенных стронцием звезд.

Потом мы разучились носить амулеты

из нот на запястье,

И наши глаза не смотрели внутрь -

Звери цвета поющей реки

увозили на спинах

из наших сердец

серебристую пыль с янтаря винограда.

На небо нас вновь не пустили -

мы отчаянно пахли землей,

На земле нас ломали, как ветви -

потому, что мы знали, вкус неба...

Но поколенье идущих по колено в грязи

ищет золото не под ногами,

А срывает его, не спросив разрешенья

цензуры,

С того неизвестного звука, что считается высотой.

Дирижерская палочка - в пепел,

Крестообразные окна служат трамплином

дня тех,

кто спешит в бесконечность,

устав от сраженья с призраком репетиций

убитого нами своего же оркестра.

Занавес-гильотина разрезает пространство

с ликующим свистом,

Возвращая на Небо невозвращенцев Земли.

Полустертое имя "Агния"

на монашески скучном асфальте.

Агония. Единожды.

Дважды. И трижды.

Агония.***

1990 г., март

БЕДНЫЙ МОЦАРТ

Бедный Моцарт... В общей могиле

Похоронен на прошлой неделе

Под распевы австрийской метели,

Под присмотром ревнивца Сальери,

Бедный Моцарт... Тебя все забыли.

Хрупкий Моцарт, флейту не слышно,

Волшебства в ней совсем не осталось,

Дон Жуана замучила старость,

В птицелове пружинка сломалась,

Бедный Моцарт...

Кто гений -

тот лишний.

1998г., март

ЛУННАЯ СОНАТА ДЛЯ ЗАБЛУДИВШЕЙСЯ

СКРИПКИ

(пьеса для Ж.- Л. Понти)

Он падает -

и я ищу его, кусочек крохотный скрипичного блужданья,

отломанный случайно от хрусталя,

в котором

звезда сияет,

от хрусталя,

в котором

вечный ветер

успел пробить для ливней лабиринты.

Он падает -

и я ищу его...

Там, в облаках, дрейфуют корабли

несозданных поэм и менуэтов,

И грешным отражением Земли

несутся черточки непрошенных ворон.

Там, в облаках,

шагает великан

схвативший тысячи огней в одну охапку -

огней несбывшихся любовных обещаний.

Тот великан зовется Стражем Лун.

Лун несколько:

блуждающая в небе

и брошеная в бездну горных снов,

уснувшая под вечные молитвы равнинных рек,

и та, что в конфетти

превращена ручьями поневоле...

Тот великан безлик и молчалив -

как будто скульптор

не стал лепить из глины

строгие черты

и ограничился намеком, но не боле.

К чему незавершенному творению язык?

Закончен будь в своем несовершенстве!

Его назначили стеречь сомненье лун

те, кто ковал из лун под праздник кольца.

Он падает-

и я ищу его:

кусочек крохотный скрипичного блужданья,

отломанный случайно.

В нем спит уставшая до одури Судьба,

ее связали с небом неразрывно

мечтатели, поэты и певцы,

чью гениальность выписали боги

на бланках для младенческих микстур.

1985 г

ПОЧТИ ДЕТСКАЯ ЗАМЕДЛЕННАЯ СЧИТАЛКА

с упоминанием имени мистера Биссета

Вот в морях корабли играют в лото,

Вот колеса стучат "Все не так, все не то",

Вот луна крахмалит туманом манишки,

Вот мышки страдают кошачьей отдышкой,

Вот сова вышивает лопух ярким бисером,

И никто не листает, увы, сказки Биссета.

Вот дождь заставляет слезиться окно,

Вот фонарь ищет в ручке обычное дно,

По скучному небу ползут сонно тучи,

Здесь - плохо, там - плохо и где-то - не лучше!

Вот люди, которым давно все равно,

Чванлива ли лесть, неподкупно ль добро,

Еще не родившись, познали усталость,

И пестуют няньки в младенчестве старость.

Кого ты качаешь, годов колыбель?

Вот совесть - побитая молью шинель,

Где те храбрецы, что ее примеряли?

Убиты? Растерзаны злом? Нет, бежали.

Так просто. Так скучно. И очень обычно.

Вот штатный маляр. Занят делом привычным -

Мой голос закрашен, а значит забыт.

Белила попали и в горе, и в стыд.

Давайте сыграем, как прежде, в лото!

Хоть видим и знаем - не так все, не то.

Заглянем в ловушки - в красивые книжки,

Где луны в туманах крахмалят манишки,

Где совы лопух разукрасили бисером,

Читайте спокойно истории Биссета.

1981 год, май